JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.

Ответить в теме

Сообщение: [QUOTE="Meshin, post: 291536, member: 598"] [HEADING=2]Мама закручивала и накручивала...[/HEADING] Всё моё детство мама закручивала преимущественно банки, а накручивала отца. Он, напевая: «Партия наш рулевой!», листал газету. А мама, в очередной раз сходя с ума, его накручивала: – Уже почти осень! В доме шаром покати! Что мы будем делать зимой? Сосать лапу?! И папа, не отрываясь от газеты, неизменно отвечал: – Что партия прикажет, то сосать и будем! И я с ним мысленно соглашался, поскольку партии доверял безоговорочно, отчего и сидел под столом на попе, не ёрзая. В те годы у меня было два любимых занятия: крутиться под ногами и прятаться под столом. В спокойной обстановке я обычно прятался. Когда же страсти накалялись, крутился. – Я не шучу! – напирала на отца мать. – Что мне закручивать?! Не закручивать мама не могла. У неё даже во сне характерно двигались руки, и тогда казалось, что она кого-то душит. – Что ты орёшь? – вскипал, наконец, папа. – У тебя же полная кладовая! Что ты орёшь?! [ATTACH alt="liza_15_.jpg"]97358[/ATTACH] – О чём ты?! – тут же вскидывалась и мать. – Это же всё прошлогоднее! Там уже нет витаминов! – Тогда зачем мы это храним?! – Гостя-ям! – изумлялась она так, будто вопрос ей был задан на китайском. – Детям ведь я это уже не дам! – Почему-у?! – в крайнем изумлении выглядывал я из-под столешницы. О маминых закрутках я мечтал днём и грезил ночью. – Да потому что всё это уже давно мёртвое! – говорила мама. И я кричал: – Ну и что! Я люблю мёртвое! Особенно, компот! Мамины компоты я обожал. Наша кладовая представлялась мне древним капищем, банки – идолами, и я им истово молился. Особенно сливовым. Хотя и за вишнёвые мог запросто продать душу. – Какой тебе ещё компот? Компот же на праздники! – изумлённо вопрошала мать. – Но ведь он уже мёртвый! – криком отвечал я и слышал: – Так и гости к компоту уже все мёртвые! И тогда приходилось искать подмоги у отца: – Ну пап, ну скажи ей, ну пусть откроет! – А действительно, – бормотал тот, – зачем мы всё это храним?! У тебя же там бог знает, какие залежи! – и решительно направлялся к чулану. А мама, выполнив вертикальный взлёт, застывала перед ним в распятии. – Никогда! – выкрикивала она, источая глазами молнии. – Ни за что! Только через мой труп! – Ну и чёрт с тобой! – отмахивался от неё папа и в раздражении добавлял: – Пусть оно тогда всё гниёт и взрывается! От произнесённого мамины глаза выкатывались, словно от удара обухом: – Взрываются?!!! – попеременно хватаясь то за сердце, то за голову, ахала она: – Пусть взрываются?!! – Ну-у, не то, чтобы... – виновато бормоча, отступал отец к уборной, а мать, надвигаясь на него, кричала: – Ты понимаешь, что сейчас сказал?!.. Соображаешь, что ляпнул?!! И тут, давая папе возможность улизнуть в санузел, я и начинал крутиться под ногами: – Мам, идём чего покажу! Мам, ну смотри, что у меня есть! Мам, у тебя там лук подгорает! – Лук?!! – совершала мама очередной вертикальный взлёт и через минуту уже кричала из кухни. – Ка-кой лук? Не жарю я никакой лук! Взрыва в кладовой мама боялась сильнее ядерного. И если я, по забывчивости, вдруг переходил с цыпочек на полную ступню, она непременно говорила: – Чего ты топаешь? Хочешь, чтобы банки взорвались?! Конечно же, я этого не хотел. Но однажды это всё-таки случилось. Кладовую потряс взрыв, и мама взвыла так, словно на её глазах нас всех только что расстреляли. – Это всё из-за тебя! – кричала она, тыча в отца обвиняющим пальцем. – Я так и знала! Я чувствовала! Из-за тебя, вредитель, теперь пропадёт вся партия! «Папа – вредитель?!» – мысленно ахнул я, и ноги мои ослабели. Быть сыном вредителя, из-за которого пропадает партия, было, пожалуй, самым страшным из моих детских кошмаров. – А почему она должна пропасть? – вопросил я плаксиво. – Да потому что теперь она вся взорвётся! – выкрикнула мама, и агитационный плакат с членами политбюро разлетелся перед моим мысленным взором в клочья. – Что ты наделал?! – спросил я виновато хмурившегося отца. – Да кого ты слушаешь? – пробурчал он. – Ничего она не пропадёт! – Не пропадёт?! – взвизгнула мама. – Да там же гнильё на гнилье! Я не знала с какого конца их резать! – Ты их резала?!!! – пролепетал я, представляя маму, кромсающую ножом политбюрошных членов. – Не резала, а вырезала! – уточнила она криком, и я всхлипнул: – А зачем?! Они же хорошие! – Были бы хорошие, сейчас бы не взрывались! Иди, вредитель! – сказала она отцу. – Иди и проверь, что там от них осталось! И папа побрёл в кладовую. Почему именно туда я так и не понял. Но искать связь между взрывом в чулане и подрывом партии у меня не было ни душевных сил, ни времени. Мама металась, как недобитая гусыня, ежесекундно вопрошая: – Ну же?! Ну?! И папа, наконец, ей ответил: – Это лечо! – объявил он траурным голосом. И я в ужасе подумал: «Наверное, кто-то из латышских стрелков! Может даже соратник самого Пельше!». – Только лечо?! – замогильным голосом уточнила мать. – Да, – коротко ответил ей отец. – Лечо кабздец! «А-ах! – зажмурился я. – Ещё и Кабздец?!!!» И слёзы из моих глаз сыпанули горохом. «Это же, наверно, тот самый герой Кавказа, что изображён на папиросах!» – понял я. [ATTACH alt="252822791.0.208x208.jpg"]97359[/ATTACH] И вдруг услышал, как мама заговорила с папой на иностранном языке, из которого знакомым мне показалось лишь слово: «дрек» (Дрек (Drek) - это довольно презрительное обозначение на языке идиш, которое на русский можно примерно перевести, как "человеческий мусор" - [I]прим.[/I] [B]Дарья[/B]) «Да она же шпионка! – догадался я. – Вот же меня угораздило! Мама – шпионка, папа – вредитель! Партия сейчас взорвётся!» – А может, она ещё не взорвётся? – сквозь слёзы спросил я разоблачённую. – Она же крепкая. Может, выстоит? И мама, глядя в окно, проговорила со вздохом: – Нет, сынок. Это была гнилая партия. А значит, взорвутся все! И я зарылся лицом в подушку... [B](с) Эдуард Резник[/B] [/QUOTE]